Неточные совпадения
Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли,
превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится вся вдохновенная
Богом!..
— Полно вам, Божьи младенцы! — сказала Татьяна Марковна, у которой морщины
превратились в лучи и улыбка озарила лицо. — Подите,
Бог с вами, делайте, что хотите!
Сущность богослужения состояла
в том, что предполагалось, что вырезанные священником кусочки и положенные
в вино, при известных манипуляциях и молитвах,
превращаются в тело и кровь
Бога.
Эпиграфом своей книги «Смысл творчества» я взял из Ангелуса Силезиуса: «Ich weiss dass ohne mich Gott nicht ein Nu kann leben, werd ich zu nicht, er muss von Noth den Geist aufgeben» [«Я знаю, что без меня
Бог не может прожить ни одного мгновения,
превратись я
в ничто, он, лишившись меня, испустит дух» (нем.).].
Потом
в глубине ничто и тьмы вдруг начал загораться свет, он вновь поверил, что есть
Бог, «ничто»
превратилось в мир, ярко освещенный солнцем, все восстановилось
в новом свете.
Но Оленин слишком сильно сознавал
в себе присутствие этого всемогущего
бога молодости, эту способность
превратиться в одно желание,
в одну мысль, способность захотеть и сделать, способность броситься головой вниз
в бездонную пропасть, не зная за чтò, не зная зачем.
Вечные законы
бога с их вечным раем и адом
превратились в правила практической философии, основанные на ловких расчетах выгод и потерь, со слабым остатком уважения к радостям, доставляемым добродетелью и возвышенной нравственностью.
Когда
Бог в ней раскрывается,
превращается прекрасная Дева Господня
в муже-Деву
в небесном состоянии.
Но тому,
в чьей власти была эта возможность, свойственно было эту возможность, которая собственно есть тайна его божества (!!), выявить свободно, не затем, чтобы тем самым получило бытие внебожественное, отрицающее
Бога, но чтобы оно, как действительно проявленное, было яснее и очевиднее, и потому последовательно преодолевалось бы и
превращалось в богополагающее, богосознательное» {ib., 304).
Эти слова показывают, что самое подобие, если можно так выразиться, совершенствуется и из подобия
превращается в единство, — без сомнения, потому, что
в совершении или
в конце
Бог есть все и во всем».
Благодаря совокупности всех этих атрибутов папа
превратился в универсального харизматика, каким
в язычестве мог ощущать себя лишь фараон, сын
бога, царь и верховный жрец.
Мотив пантеона, который все явственнее звучит
в упадающем язычестве, стремление собрать
в нем всех чтимых
богов и ни одного не пропустить (почему про запас или на всякий случай и ставился жертвенник «θεώ οίγνώστφ» — еще и неизвестному
богу), явно свидетельствует об утрате веры
в отдельных
богов, о невозможности успокоиться на политеизме, который
превращается в дурную множественность или дурную бесконечность.
Но ведь
в лавр была превращена нимфа, спасавшаяся от грубого насилия
бога.
В камень
превратилась дочь Тантала Ниоба от безмерной скорби по убитым
богами детям. Для верующего эллина это были не красивые легенды, украшавшие природу, это был самый подлинный ужас.
Но время шло. Дифирамб
превратился в трагедию. Вместо Диониса на подмостки сцены выступили Прометеи, Этеоклы, Эдипы, Антигоны. Однако основное настроение хора осталось прежним. Герои сцены могли бороться, стремиться, — все они были для хора не больше, как масками того же страдающего
бога Диониса. И вся жизнь сплошь была тем же Дионисом. Долго сами эллины не хотели примириться с этим «одионисированием» жизни и, пожимая плечами, спрашивали по поводу трагедии...
Но и обращение к
Богу может быть поражено болезнью и
превратиться в идолопоклонство.
Поэтому жалость, самое прекрасное состояние человека, как и все, обладает способностью
превращаться в самое отрицательное состояние,
в отвержение
Бога и человека.
Все идеи обладают способностью
превратиться в источник фанатического помешательства — идея
Бога, идея нравственного совершенства, идея справедливости, идея любви, свободы, науки.
Любовь к
Богу должна быть бесконечной, но когда она
превращается в любовь к отвлеченной идее
Бога, то она истребительна
в своих последствиях.
Божественная трагедия
превращается в божественную комедию, если построить систему мысли,
в которой все идет сверху вниз, все идет от
Бога и
Богом объемлется.
Но установленная им дистанция между
Богом и миром
превращается в разрыв.